Знакомство с геральдикой привлекает немногих. Как правило помехой тому служат или недооценённость значения эмблем «отжившего сословия», или же предвзятое мнение о ненаучности геральдики вообще и отсутствия её значения в Poccии в частности. Однако, всякий вдумчивый исследователь старины, будут ли предметом его изучения печати или монеты, акты госу­дарственной важности или изящные exlibris-ы, будет ли он обозре­вать архитектурные детали величественного дворца или задумается над урной надгробного памятника, увидит ли «чей-то» портрет, залюбуется ли нежным тканым ковром или хрустальным кубком, такой внимательный любитель ста­рины, неминуемо, почти повсюду заметит герб. А встретив его не раз и обобщив в свои наблюдениях, он поймёт важность этой обширной области разнообразных знаний, которую охватывает геральдика.

Еще в 17 веке известный геральдист Menetrier в своем трактате «L’art du blason» уподобляет геральдику энциклопедии. Он находит в ней свою особую теологию, объясняющую её та­инственные символы, свою философию, рассматривающую свойства её эмблем, свою юриспруденцию, определяющую права на испoльзoвaниe герба, также геометрию, описывающую её фигуры и их расположение, историю — их происхождения и причины, наконец, геогра­фию — указывающую страны возникновения геральдики, и грамматику — разъясняющую своеобразный её язык. Также к приведённой характеристике следует ещё добавить близко связанную с геральдикой область свободного творчества — искусство.

[↓ Читать далее]

Связь эта геральдики с искусством выражается двояко. Во-первых — интерес может представлять герб, изображенный на произведении архитектуры, живописи, скульптуры или предмет приклад­ного искусства и, в таком случае, геральдика является ключем к определению, по признакам герба, времени и места происхождения этого произведения, иногда имени его творца, а чаще принадлежности исследуемого предмета тому или иному роду или лицу. Во-вторых — сам герб становится содержанием творчества художника, привле­кая его фантазию своими заманчивыми формами и атрибутами: загадочными клейнодами, легендарными щитодержателями, драгоценными коронами. Здесь геральдика — искусство своеобразное, иногда очень тонкое, часто красивое и всегда ярко отражающее стиль эпохи и вкус художника.

Это соотношение геральдики и искусства составит содержание данной статьи, которая представляет собой очерк о геральдическом искусстве в России, каким было оно в старые годы. Русская геральдика не насчитывает стольких столетий своего существования, как западно-европейская, она не возникла самостоятельно, как продукт собственной культуры а была заимствована у соседей. Тем не менее следы употребления гербов в России можно найти раньше регламентации их Петром Великим. Со второй половины 17 века под влиянием западной Европы и, главным образом, Польши гербы начинают появляться в России массово. Правда, и до этого времени существовали некоторые геральдические эмблемы в государственной печати и в печатях некоторых городов, однако он не имели тех определенных форм, которые давали бы право считать их гербами.

С развитием в царствование Алексея Михаиловича, постоянных дипломатических отношений с соседними державами, явилась необходимость в знании титулов и гербов иностранных государей и именно на этой почве началось тесное знакомство с геральдикой.

В архивах сохранились сведения, что в 1669 году живописец Станислав Лопуцкий писал Царю знамя, «а на нем четыр­надцать печатей разных Государcтв» (но каких именно, не ска­зано). Тот же живописец писал «на полотне герб Московскаго Государства и иных окрестных Государств, гербы или клеймы, а под всяким гербом планиты, под которым каковы». В Оружейной Палате хранятся уцелевшие знамена стрелецких и иноземных полков, прапоры, сайдачный покровец и царская тарелка с изображениями гербов, свидетельствующие о несомненном развитии в то время геральдического вкуса.

В 1672 г. «состроена» была, по повелению Великого Государя Алексея Михаиловича «Книга, а в ней собрание, откуда произыде корень Великих Государей и Великих Князей Росийских», иначе называемая «Титулярник», великолепная лицевая рукопись, в листе, с изображением 33 гербов царств, княжеств и земель, назва­ния которых входили в русский царский титул и 13 гербов иностранных государей, работы живописцев Оружейного при­каза. Далее, в Москву к царю Алексю Михаило­вичу был прислан от императора Леопольда I его герольдмейстер Лаврентий Курелич (Хурелевич), который написал в 1673 году сочинение «О родословии Российских Великих Князей и Государей, с показанием имеющегося, посредством браков, родства между Poccией и осьмью Европейскими державами, т. е. Цесарем Римским и Королями: Английским, Датским, Французским, Испанским, Польским, Португальским и Шведским, с изображением оных Королевских гер­бов, а в средине их Великого Князя Св. Владимира, на конце же портрета Царя Алексея Михаиловича». К тому же времени отно­сится также единственный в своем роде памятник «Всех Великих Князей Московских и Всея России Самодержцев персоны и титла и печати», составленный по официальным источникам государевым печатником, любителем просвещения и западных новшеств, боярином Артамоном Сергевичем Матвеевым.

Однако, не считая случайных печатей с геральдическими изображениями, частных гербов еще не было. По свидетельству известного Котошихина: «Грамот и гербов на дворянства и на боярства (царь) никому не дает, потому что гербов никакому человеку изло­жиши не могут... так же и у старых родов князей и бояр, и у новых, истинных своих печатей нет, — да не токмо у князей и бояр и иных чинов, но и у всякого чину людей Московского государства гербов не бывает; а когда случится кому к каким письмам, или послом к посольским делам прикладывать печати, и они прикла­дывают, у кого какая печать прилучилась, а не породная».

Для приведения в ясность, после уничтожения местничества, отношений родов между собой, царь Федор Алексеевич велел установить «Общую родословную книгу». Её составление было поручено учрежденной при Палате родословных дел, которая успела в 1687 году окончить лишь первую часть Родословной книги (извест­ной под названием «бархатной»). Для внесения в неё «честных и старых родов» требовались положительные доказательства и особенно строги они были к родам выезжим, служившим в России. Вследствие этого, лицами желавшими быть внесенными в ро­дословную книгу, зачастую представлялись удостоверения в том, что их предки употребляли издавна герб, служивший достаточным доказательством их благородного происхождения. В этих случаях Ро­дословная Палата связывалась с Посольским Приказом, занимавшимся делами иностранцев, и, соответственно его отзыву, подтверждающему ссылки просите­лей, представленный герб утверждался за родом. Справки такого рода были, повидимому, настолько часты, что в 1686 и 1687 годах уже была со­ставлена в Посольском Приказе «книга в десть», как показано в описях «о родословии и о гербах Российских разных знатных шляхецких фамилий». К сожалению книга эта утратилась. Этим путем гербы «сказывались» из Посольского приказа в конце 17 и начале 18 веков.

Если иметь в виду: с од­ной стороны — широкое распространение в то время польских обы­чаев, в числе которых использование герба составляло необходимейшую принадлежность каждого дворянина, с другой — современную моду представителей чисто-русских родов ссылаться на свое происхождение из чужих земель, то станет вполне понятным мас­совое заимствование гербов в готовых и по преимуществу поль­ских образцах. Исключение составляли только некоторые княжеские фамилии, происходящия от удельных князей Рюрикова и Гедиминова рода, которые пытались употреблять на своих печатях гербы, об­разовавшиеся из древних княжеских знамен. Так возникала русская дворянская геральдика, почти вся «искусственно» сочиняемая с конца 17 века.

Когда, прививая России западную культуру, Петр Великий обратил внимание на гербы, то ему при­шлось встретиться с широко распространенным обычаем пользоваться ими; пожалуй, даже на столько, что мысль законодателя должна была скорее направиться на ограничение в присвоении себе чужих гербов, нежели на их нововведение. Однако, жалуя впервые в Росси почетные титулы, Петр повелел выдавать и дипломы на эти достоинства с гербами, по образцу изготовляемых в Священно-Римской империи.

Дипломы эти первоначально «сочинялись» в коллегии Иностранных Дел и из числа выданных ею, случайно сохра­нился до настоящего времени любопытный документ: диплом на баронское достоинство гофмейстерины Евдокии Климентовой, датированный 1725 г. и подписанный Императрицей Екатериной I. Он был написан на четырех пергаментных листах (размером 37х 28 см.), переплетенных в малиновый бархат. На первой его странице, где начинается титул, изображена широкая рамка, в которой расположены один за другим переплетенные растительным орнаментом гербы царств и княжеств, входящих в титул; в средине страницы Государственный орел на золотом щите с наметом, украшениями из роз на золотых и серебряных ветвях. На третьем листе герб баронессы почти во весь лист: в пурпурном картуше на золотом поле три красных «розана», расположенные треугольником, верхний держит рука, над картушем русская баронская корона: золотой обруч, перевитой три раза жемчужной нитью. Установить, чьей работы орнаментировка этого красивого акта, к сожалению, не удалось. Да и не долгое время занята была Коллегия Иностранных Дел рисованием дипломов.

В связи с подготовлявшейся сословной реформой разработка её плана была поручена ревностному помощнику Петра в осуществле­нии его замыслов — барону Фредерику Гизену (Hüyssen). Им были составлены проекты табели о рангах, учреждения Герольдии, порядка жалования почетными титулами и дворянским достоинством, а также формы грамот и дипломов; наконец, им же исправлен Государ­ственный Герб.

12 января 1722 года при Сенате была учреждена должность Герольдмейстера. Согласно данной ему 5 февраля того же года особой инструкции и по смыслу Табеля о рангах на него возложена обязанность составления гербов, во первых: всем обер-офицерам, во вторых: дворянам, даже не служившим на воен­ной службе, но могущим доказать свое дворянство за сто лет, и в третьих: иностранцам, доказавшим свои права на их родовые гербы. Однако, «понеже cиe дело новаго основания», говорилось в ннструкции, «именно: каким образом или порядком знатных и прочих фамилий в родословных и прежних гербах и вновь данных содержаны быть имеют», то «приискивать и переводить пристойные книги других государств. И что по тому изобретено будет, докладывать нам».

И вот, для отправления «геральдического художества» в помощь Герольдмейстеру назначается в том же 1722 году его товарищ граф Франциск Санти. Пьемонтский дворянин, воспитанный в Париже, бывший гофмаршалом Двора герцога Гессен-Гомбургского, призванный к этой  деятельности лишь благодаря изящ­ному таланту рисования, Санти, конечно, не имел времени и воз­можности понять русские формы гербов. Он должен был оказать сильное влияние на молодую русскую геральдику, внося готовые формы «французских регулов», которыми он руководствовался сам, и придавая ей новый, западно-европейский стиль.

Для обеспечения его положения ему было назначено жалование в 1600 рублей в год, дом, и за рисование каждого но­вого герба позволено собирать по два рубля на краски.

 Несмотря на кратковременное пребывание Санти в Герольдмейстерской Конторе, прерванное в июне 1727 года ссылкой в Сибирь, деятельность его оставила немало следов.

В книгах решенных дел Герольдмейстерской Конторы сохра­нились «реестры гербов, что сочинил Санти», в числе их были гербы баронов Строгановых и Демидова. Эскизный рисунок первого из них представлен в этой статье. Не касаясь его геральдических свойств, нельзя не отметить его элегантной обработки в стиле Людовика XIV и удачного использования характерных русских эмблем — путных животных. Однако, французский характер его композиции не всем нравился. Тринадцать лифляндцев, утвержденных Екате­риной I шляхетство, жаловались в Сенат на графа Санти, который при изготовлении дипломов изменил «уборы» их родовых гербов. Для решения вопроса его рисунки были представлены были в Академию Наук к доктору Бекенштейну,  «который во всякую неделю по три дни пополудни с первого до второго часа геральдической науке студентов обучает». Профессор выработал новые проекты.

Санти составлял также новые гербы для многих русских городов, в том числе и Санктпетербурга, и придал геральдичеCKие аттрибуты старым «всего 137 из 220 потребных», причем для сочинения гербов собирались самый подробные сведения о природе и достопримечательностях этих городов. Далее им было начато составление рисунков городских гербов на знамена полков, однако последняя работа не была им закончена.

Продолжение её было поручено сначала малярному мастеру Гезелю, но после его неудачных попыток справиться с этим трудом, предоставлено было графу фон-Миниху, для чего был определен к нему, из бывших в доме Меньшикова живописцев, Андрей Баранов. Изготовленные им гербы, числом 88, удостоились в 1730 году Высочайшего утверждения и в них мы видим первый в России чисто геральдический труд, небезынтересный и в художественном отношении.  Лакиер дает их подробное перечисление и в Департаменте Герольдии хранился рисованный в царствование Анны Иоанновны сборник копий с них. Гербы, кроме Государственного, рисованы по два на страницу, в виде овальных щитов в ЗОЛотых картушах, некоторые тщательной отделки.

По штату Герольдмейстерской Конторы состоял в ней лишь один живописный мастер Иван Чернавский, да подмастерьем ему сверх штата служил Петр Гусятников, которые и выполняли художественные работы по изготовлению дипломов и рисованию городских гербов.

К сожалению от дипломов, выданных за время от учрежде­ния Герольдмейстерской Конторы и до конца царствования Анны Иоановны, в Департаменте Герольдии не сохранилось никаких следов, кроме нескольких серебряных вызолоченных ковчегов с государ­ственными печатями, которые привешивались к выдаваемым дипломам, а затем какими-то судьбами вернулись обратно.

Зато от кратковременного царствования Иоанна Антоновича сохранился великолепный образец геральдического искусства того времени — диплом на графское достоинство Российской Империи Первому Министру правительницы Анны Леопольдовны, фельд­маршалу Бургарту-Христофору фон Миниху.

Сохранился этот документ совершенно случайно, так как по восшествии на престол Елизаветы Петровны все, что носило на себе печать предшествующего царствования, подвергалось беспощадному уничтожению и лишь этого удивительной красоты акта, по видимому не смогла коснуться рука палача. Долгое время пролежал он, забы­тый, в Сенатском Архиве, пока, наконец, извлеченный в годы Императора Николая Павловича, не был передан, при особом назидательиом Высочайшем повелении, в Департамент Герольдии.

Совершенно законченный в отделке диплом Миниха, датиро­ванный 1741 годом, но без подписи, представляет тетрадь из десяти пергаментных листов (размером 45х34 см.), переплетенных в книгу и «оболоченных» золотой цветной парчей. На первом листе, здесь воспроизводимом, начинается титул Всероссийского Императора и поэтому изображена сень с государствен­ными гербами, а вверху митатюрное изображеше Иоанна III (VI) Антоновича. Этот портрет очень нежной работы ценен еще и тем, что из числа нескольких трех известных изображений несчастного Императора (кром него, гравюра Леопольда в Аугсбурге и медальный штемпель па Монетном Дворе), этот — лучший по вероятному сходству, и по художественной законченности. Венценосный младенец изображен в рубашечке и  горностаевой мантии с голубой Андреевской лентой через плечо. Д. А. Ровинский приписывает эту миниатюру, со слов Петрова, довольно известному миниатюристу Дмитрию Соловьеву. 

Прочие листы, на которых обычно излагаются, после Высочай­шего титула, заслуги жалуемого лица, затем oписание его герба и, наконец, охрана предоставленных прав. Они рисованы с обеих сторон, имеют ту же рамку что и на воспроизводимом девятом листе, но раскраска всех деталей на каждой странице иная и, воистину зачаровывает своим разнообразием и подбором гармонирующих тонов. В этой раскраске и заключается вся кра­сота этого рода. На девятом листе находится изображение жалуемого герба, помещенного на светло-фюлетовом мраморном постаменте, с боков герба щитодержатели в виде закованных в латы воинов, вверху, в красном щитке, вензелевое изображениеимени Иоанна Антоновича, внизу девиз на голубой ленте, а у подножия пальм (на других листах они убраны военными доспехами и оружием) полунагие выразительные фигуры скованных пленных.

Не меньшее удивление вызывает и сам текст, написанный очень красивыми буквами, рисованными тушью; титул и имя Импе­ратора всюду выделены золотом накладной работы.

Кому же принадлежит эта дивная художественная композиция? Кто автор этого кропотливого, бисерного труда? Думается, что вероятнее всего приписать это произведение единственному мас­теру, бывшему в то время в Герольдмейстерской Конторе, назван­ному выше Ивану Чернавскому, имевшему у себя одного только ученика - Ивана Токарева. Любопытные подробности о художественной деятельности Чернавского изложены в прошении его об отставке.

В прошении он подробно повествует, что «дед мой был из шляхетства и служил по городу, а родитель — прапорщик Василий, Матвеев сын, Чернавский служил в крымские и азовские по­ходы, а он сам, по силе указа Петра, коим повелено из шляхет­ства всякого звания обучаться разных наук и всякого мастерства, был в учении живописной науке в Москве с 1712 по 1718 год, на своем пропитании. За науку родитель платил из своего кошту, а с 1718 года, по свидетельству суперинтенданта Зарудного, определен в учение архитектурное по иконостасному отправлению и был при оном, Зарудном, у отправления Кронштадтского, Ревельского и Санкт-Петербургского Петро-Павловскаго иконостасов. К благополучным пришествиям Петра Великого с преславными викториями в Москву, у отправления балдахина в Святйшем Правительствующем Синоде и у многих триумфальных ворот, фейерверков, иллюминаций, маскарадов, и у каменных фигур, которые отпущены из Москвы в Санкт-Петербург в 1721 году и во всяких трудах и рисунках по 1722 год у супер-интендантскнх дел был безотлучно, а оклад получал жалованья по четыре рубля на месяц. В 1722 г. определен в Герольдмейстерскую Контору к сочинению гербов Всероссийской Империи городовых и шляхетских и к церемониальным делам при графе Санти живописных дел мастером. И в бытность при Герольдмейстерской Конторе отправлял гербы и всякие рисунки в церемониальных делах, а именно: в 1723 году у отправления ковчега и балдахина Святого Благовернаго и Великого Князя Александра Невского и для поднятия Снятых мощей его из Владимира до Москвы, а в 1724, во время коронования Импе­ратрицы Екатерины I, рисовал всю церемонию в лицах. В 1725 г. к церемонии погребения Петра Великого в Санкт-Петербурге и к церемонии погребения Петра II в Москве я при многих радостных и печальных церемониях был безотлучен и в 1730 году во время восприятия Всероссйского Престола и коронования Анны Иоанновны и по прошествии коронования рисовал всю церемонию в лицах, с этими рисунков имется этой церемонии печатная книга.

А жалования мне за оные труды не выдано, отчего я пришел во всеконечное разорение и в крайнюю нищету и в 1731 году по прошению отпущен был для необходимых нужд в дом свой».

«А в 1737 году явился в Санкт-Петербург и вступил в прежние Герольдмейстерские дела живописного мастерства, я отправлял гербы по губерниям, которых написано 98 гербов, на ко­торые золото, серебро и краски употреблял из своего кошта, в вновь нарисовал городовых же и шляхетских 65 гербов и того же года отослан был в коммиссию о весах и нарисовал в оную по промемории масштаба о весах книгу разных маниров, а также на двенадцати склеенных листах александрийских большие весы, о чем значит на оных рисунках подписание моей руки. Еще рисовал многие гербы и рисунки в Герольдию, из того числа отпущены в Десианс Академию. В 1742 году во время всенародной радости восприятия  Всероссийскаго Престола и коронования Императрицы Елисаветы Петровны был у отправления Штандарта и гербов в Грано­витую Палату, также в кабинете у росписания двух книг орна­мента в круг каждого листа».

Далее Чернавский жалуется, что «по несчастливой его науке и многих лет труда, глазами мал вижу и в голове великой лом, и такой тяжкий меленконий, что с великою трудностью тщатель­ные геральдические дела отправляю и никакого за труды его порадования не имею». Таким больным, почти ослепшим от ра­боты, вышел Чернавский в отставку в 1744 году, награжденный за все свои труды чипом титулярного советника и, быть может, именно нелегкий труд изготовления диплома графу Миниху состарил его преждевременно, труд, за который, в силу роковых для него исторических событий, он не только не получил поощрения, но о кото­ром упомянуть даже при перечислении своих заслуг не осмелился.

Всего сохранилось несколько подлинных рисунков Чернавского, один из них, набросок герба Гаврилы Скорнякова здесь воспроизводится. Очень интересным моментом развития геральдической деятельности в России явилась пышная эпоха Импе­ратрицы Елизаветы Петровны. Известно, что по восшествии па престол, желая вознаградить за верную и ревностную службу солдат гренадерской роты Преображенского полка, Императ­рица, наименовав ее Лейб-Компанией, указом 31 декабря 1741 года возвела всех чинов её, кроме заротных, в потомственное дворянство и повелела Герольдмейстерской Конторе выдать всем им дипломы с гербами, по «апробованному» ею рисунку. Генеральный герб Лейб-Компании, утвержденный Императрицей 15 октября 1742 г. был составлен, вероятно Чернявским, по всем правилам западно-европейской геральдики. Герб состоит из щита, разделенного на две части, из которых в правой, общей для всех лейб-компанцев, в черном поле изображено золотое стропило с наложенными на нем тремя горящими гранатами натурального цвета, между тремя серебряными звездами, а в левой части, особенном для каждого лейб-компанца, помещаются, обычно, эмблемы храбрости, трудолюбия и подобных качеств, а чаще, когда это возможно, фигуры соответствующие прозванию лица (так называемые «гласные» гербы), например: у Барсукова — барсук, у Воронова — ворон и т. п.; над тентом стальной дворянский шлем, который украшает наложенная на него лейб-компанская гренадерская шапка с красными и белыми страусовыми перьями и с двумя по обеим сторонам распростертыми черными орлиными крыльями, на которых повторены три серебряный звезды. По сторонам щита опущен намет — обычное геральдическое украшение — часть герба, наиболее любопытная в художественном отношении, так как его формы лучше всего свидетельствуют о времени исполнения герба во вкусах его рисовальщика. Цвета намета, верх и подбой, почти всегда соответствуют цвета поля и фигур щита, хотя обык­новенно различаются в правой и левой его сторонах. Наконец внизу щита лента с надписью (девиз) «За верность и ревность».

В составе Лейб-Компании входило, кроме заротных, 347 человек. Всем надо было заготовишь дипломы. Такая задача, возложенная на Герольдмейстерскую Контору оказалась для неё непосильной. Заведующий в те годы «сочинешем гербов», ассесор Василий Адодуров компановавший и утверждавший проекты гербов (так как на всех черновых рисунках имеются его подписи) стал искать новых мастеров для выполнения в самый короткий срок значительного количества дипломов. И в 1743 г. в Контору присланы были: из инженерного корпуса рисовальный мастер Яков Юрьев Петрулев, из кадетского корпуса живописного дела под­мастерье Матвей Мусикийский (сын Петровского миниатюриста Григория Мусикийского, бывший при обучении кадет рисованию), из канцелярии от строений живописного дела ученик Максим Арганецкий, из Академии Наук рисовального дела ученик Яков Нечаев. Впоследствии к ним были присоединены и другие живописцы.

Мастера — незаурядные, и наиболее интересной из них личностью был Петрулев, известный своими миниатюрами, назначенный вскоре на место вышедшего в отставку Чернавского.

Имеющиеся в исторической литературе скудные сведения говорят о нем как об иностранце Петронелли, переделанном у нас в Петрунеля, Петрулина или Петрулева. Однако из дел Герольдмейстерской Конторы устанавливается, что в службу он встуиил в 1738 г. сначала в инженерный корпус для обучения учеников живописному мастерству, откуда перешел затем в Контору, причем называемый, правда, то Юрьевым, то Петрулевым, он нигде не показывается иностранцем, а его служебные рапорты написаны чисто по русски. Именно он руководил всеми художественными работами по выдаче многочисленных дипломов Лейб-Компании и можно удивляться, с какой скоростью они изготовлялись, хотя и меры к ускорению принимались подчас довольно крутые.

Художники должны были приходить в мастерскую в седьмом часу пополуночи и выходили в шестом, а иногда и восьмом часу пополудни. Манкирование занятиями преследовалось строго: вычетом из жалования, арестом и даже строже. Вот пример резолюции Конторы, состоявшейся в 1748 г. - «копииста Суслова и ученика Ивана Токарева за нехождение их в Рисовальную Палату высечь батожьем и о том к экзекуторским делам дать известие». Зато к 1750 году изготовлено было уже около 200 дипломов.

Что касается внешнего вида лейб-компанских дипломов, то, по сохранившимся описаниям и образцам, они бывали писаны на трех или четырех пергаментных листах небольшого (34х33 см.) размера, с приличными украшениями в начале первой страницы и около герба. Они перекладывались алой, розовой, зеленой, голубой или белой тафтой, переплетались формой книги, «оболакивались» мали­новым бархатом, серебряным глазетом, золотой парчей, а иногда «серебряной парчей по бруснишной земле», и почти все с цветами, прошивались шнуром черного и красного и желтого шелков с золотом и без золота, с шелковыми кистями и государственной печатью на красном воске.

Уже из этого описания видно, какое разнообразие тонов использовалось живописными мастерами в их работах. К этому стоит добавить перечень красок, потребованных для сочинения гербов на лейб-компанию: «лазори берлинской, бакану венец1анского, киновари, яри венецианской, голубцу, аурипихменту, шивервейсу, шижгели, желтой неаполитанской, камеди, умбры, вохры копорской и светлой и книжек серебра и золота».

До нашего времени эти дипломы практически не сохранились. Однако остались эскизные рисунки гербов вместе с отпусками текста дипломов. Из числа их воспроизводим здесь герб Леонтия Трусова, незамысловатый по композиции и не очень удачный в смысле отделки рисунка, но подлинной работы Петрулева, о чем сам он упоминает в одном из своих рапортов.

Крайне кропотливый н напряженный труд сильно утомлял глаза живописцев, да и не одна эта работа была у них: одновременно выдавались дипломы и другим новопожалованным титулами или дворянским достоинством. Также приходилось наспех рисовать гербы «к пришествию Её Императорского Величества в Киев для строения триумфальных ворот», украшать грамоту, жалованную Свято-Троицкой лавре, составлять планы корон на купола Царско-сельского дворца... Художники, не выдерживая тяжелой работы часто сменялись: вслед за Чернавским, в 1747 г. уходит Мусикийский, 34 лет — дряхлый, больной глазами, не награжденный, по происхождению из крестьян, даже чином и отосланный в Ревельский гарнизон для обучения школьников, а затем в 1751 году Петрулев «получивший во здравии своем не малый вред и болезни» и переведенный в артиллерию с рангом инженер-прапорщика. Ту же работу продолжали далее, под наблюдением Якова Нечаева, сменившего в 1747 году умершего Матвея Арганецкого: Иван Шерешперов (бывший подмастерье Оренбургской губ.), Милюков (из канцелярии строений), Вернер и Иоганн Тангауэр (оба из кадетского корпуса), Моисей Беркхан, Иван Дункель, Федор Задубской и Немчинов (все из инженерного корпуса), Андрей Грубе (из сухопутного госпиталя), Дмитрий Сальни­ков!) и Иван Шишмарев (из Преображенского полка), Федор Калугин и Никита Быков (из конюшенной канцелярии), Федор Яковлев, Петр Иконников, Степан Акимов, Иван Волков, бывший после Нечаева живописным мастером, а место последнего занял после его смерти в 1766 г. Иван Токарев, ученик Чернавского еще в 1738 году.

Таким образом изготовлено было более 200 дипломов, выдача которых продолжалась еще в царствование Екатерины II, хотя сама Лейб-Компания указом 21 марта 1762 года была распущена. 

Вступлениe на престол Екатерины Второй не остановило потока милостей, расточаемых излюбленным верноподданным, и, если число возводимых в дворянское досто­инство единовременно не доходило до сотен, как в предшествовавшее царствование, зато почти каждый год императрица жаловала кого-либо почетным титулом. Выдача дипломов на эти достоин­ства, оставалась, по прежнему, за Герольдмейстерской Конторой, где все художественные работы продолжались сначала под руко­водством сохраняющего традиции Елизаветинского времени Ивана То­карева, а после его смерти в 1768 г., заменившего его Бутковского.

Родом из Kиевa, Apтемий Николаевич Бутковский, обучался живописному мастерству за свой счет и до поступления в Герольдмейстерскую Контору живописным подмастерьем был при доме Генерал-фельдмаршала Алексея Петровича Бестужева-Рюмина «для обучения художеству собственных его людей».

Одной из первых, а возможно и первой его работой было изготовление герба Оспенному, возведенному в дворянство по сле­дующему случаю. В 1768 г. Великая Императрица, желая подать отваж­ный пример народу, решила привить себе оспу. Операция была совершена лейб-медиком Димсдалем. О событии этом и о благополучном исходе операции было сообщено манифестом. Димсдаль был возведен в баронское достоинство, младенец Александр Маркок, от которого взята прививка оспы пожалован потомственным дворянством, с переменой фамилии. Герольдмейстерской Конторе предписано было изготовить им дипломы на эти достоинства.

Украшением дипломов занимались: Димсдалю — упоминаемый уже Федор Яковлев, а Оспенному — Артемий Бутковский. Диплом последнего был Высочайше подписан 27 ноября 1769 года и должен был сохраняться в Герольдмейстерской Конторе до дня его совершеннолетия. Композиция дипломного герба очень проста и не лишена красоты. Остался его черновой рисунок который мы воспроизводим здесь: в желтом (в выданном под­линнике конечно в золотом) поле «обнаженная рука с изображен­ной на ней выше локтя зрелой оспиной, которая держит распускающийся красный цветок. Несмотря на некоторую, понятную для на­броска, небрежность в рисунке и следы «вырисовки» полной женской руки чувствуется, однако, вкус рисовальщика, а намет, справа красный и слева зеленый, подложенный золотом, боле выработан и свободен в извивах аканта, чем те же украшения у лейб-компанских гербов. В деле о приготовлении этого диплома имеется интересный расчет его стоимости: «за письмо академии наук гримировальному подмастерью Льву Терскому 20 рублей, за сделание к диплому шелковых с золотом кистей пуговишному ма­стеру Ивану Штуту 12 р. 60 к., парчи один аршин с вершком — 10 р. и тафты 3 аршина —3 р. 60 к., за переплет — 4 р., за сереб­ряный ковчег, серебряных дел мастеру Николаю Берквисту - 35 р.» и тут же расписка Бутковского в получении «за рисование на диплом герба и приличных украшений денег 80 рублев», да в Коллегии Иностранных Дел следует заплатить печатных пошлин 50 р. 25 к., а всего 215 р. 45 к., сумма значи­тельная и потому принятая на счет казны.

Вероятно, благодаря переменам герольдийских художников, вносивших каждый свои приемы, а может быть для улучшения художественной стороны дипломов, выдаваемых в последние годы Елизаветы Петровны с меньшей тщательностью отделки по причине их массовых заготовлений наспех, 20 марта 1772 года издан Сенатский указ «о писании дипломов на разные достоинства и о делании в них внешних украшений» по описанию, представ­ленному Герольдмейстером князем Щербатовым.

Таким образом устанавливался внешний вид дипломов: «Пер­вый лист, где начинается Высочайший титул: так как украшения листов диплома касаются до чести Августйшего имени Её Вели­чества, то в самом верху портрет Её Императорского Величества, окруженный сиянием в золотом картуше и с Императорской ко­роной наверху. Под портретом поставлен Императорский двуглавый орел, вмещающий на груди Московский герб и имеющий на себе цепь ордена Св. Андрея Первозванного. Вся страница должна быть украшена всеми гербами царств и княжеств Российской Империи по тому порядку, как они упоминаются в Высочайшем титуле. Гербы эти переплетены лаврами и другими украшениями. Прочие страницы должны иметь наверху имя Её Императорского Величества в золо­той картуше на красном поле, увенчанное Императорской короной, и обрисовываться разными украшениями, приличными по службе, за которую тот таковое достоинство получил, и сходственными с милостью и покровительством Её Императорского Величества. Между каждого листа в перекладку зеленая тафта. Длина листов должна быть 9,5 вершков, ширина 6,5 вершков. Что касается внешних украшений, то 1) в дипломах на дворянское н баронское до­стоинство оболочка диплома золотая глазетовая, с шнурами, прохо­дящими сквозь печать золотыми, смешанными с черным шелком; кисти такие же с битью; 2) в дипломах на графское достоинство оболочка также золотая глазетовая, с шитым на одной стороне, шелком с золотом, Государственным Гербом, а на другой стороне Именем Её Императорского Величества в золотом картуше на красном поле; шнурки золотые с черным шелком, с такими же кистями с битью».

Особенно ценно здесь возвращение к изобра­жению миниатюрных портретов (такой мы видели только на дипломе гр. Миниха), а также и то, что, хотя Сенатский указ и устанавливал форму диплома, однако орнаментировку деталей предоставлял твор­честву художника, который мог свободно совершенствоваться в ней.

Рассмотрим как пример четыре невыданных диплома, которые хранились в Департаменте Герольдии, каждый из них отличен от другого и все восхищают своей безукоризненной стильностью орнаментов.

Диплом на дворянское достоинство флигель-адъютанта Делатессониера (датирован 21 марта 1781 г.) имеет следующие изображения: на титульном листе, окаймленном золотой гирляндой в цветах, вверху профильный портрет Екатерины в овальной золотой рамке с ветками, помещенный между голов орла; под ним, с одной стороны листа на другую спускается золотая гирлянда, к которой подвешены на голубой ленте овальные щиты титульных гербов.

Остальные страницы, а их в дипломе пять (размера 42,5х29 см.) имеют золотую рамку, обвитую золотой гирляндой листьев и красочных цветов с медальонами, в которые врисованы миниатюрные баталь­ные сцены, картинки военного быта, а на последней странице внизу вид Петро­павловской крепости. На третьей странице помещен герб Делатессониера, отличающиеся простотой фигуры, заимствованной из его родового герба, но с новыми украшениями нашлемника и новым в русской геральдике рисунком намета.

На последних дипломах девяностых годов 18 века появляются украшения входящего в моду классического стиля: в рамках, пурпурного с голубым тоном, диплома Михаила Гурьянова (1796 г.) помещены ниши и в них скульптурные статуи; в дипломе братьев Дмитрия и Василия Иловайских новый, ярко оранжевый орнамент с миниатюрным экзотическим ландшафтом; в дипломах Карла Денисова и Ивана Янова — золотые рамки, в которые по голубому полю заключен белый меандр с зелеными гирляндами лавров.

Трудно сказать, кому из живописцев можно приписать эти дипломы, так как кроме Артемия Бутковского, имеются сведения о других художниках, состоявших в то время в Герольдмейстерской Конторе. Так, например, в 1782 году значи­лись Иван Шаврин и Алексей Шерстнев, которым были отпу­щены материалы «для делания по поводу учреждения наместничеств разным городам гербов», несколько позднее встречается имя Ивана Москвитенева, обучавшегося миниатюрному искусству в Академии Художеств с 1770 г., окончившего ее в 1785 году и пробывшего после этого два года в Конторе, но приписать кому либо из них ту или иную определенную работу не представляется сейчас возможным.

Известно только, что похвальную грамоту князю Григорию Але­ксандровичу Потемкину-Тавричскому, за взятие Очакова, рисовал в 1789 году скопского драгунского полка подпрапорщик Корнелий Новоселов, однако никаких следов её описаний не осталось, о чем при­ходится искренне сожалеть, так как наверное она представляла сво­его рода чудо, которого был достоин блестящей любимец Великой.

Таким образом постепенно наростал геральдический материал русского дворянства; однако составление его первого общего сборника выпало на долю не Герольдмейстерской Конторы, а депутата от крапивенского дворянства в комиссию Нового Уложения — Анисима Титовича Князева, составившего первый Гербовник дворянских фамилий. Труд этот, поднесенный Императрице в 1785 году, озаглавлен: «Собраниe фамильных гербов, означающих отличия благородных родов обширных Poccийской Империи: частно снятых с печатей и приведенных в алфавитный порядок»; в нем помещено «рисованных очень искусно красками 527 гербов, принадлежащих 377 родам».

Эта ценная рукопись, переданная Екатериной князю Потемкину, вошла впоследствии в состав библиотеки Казанского университета. Нужно впрочем оговориться, что сохранилось предание, будто «Герольдмейстер Талызин сочинил и поднес Императрице Екатерине II и Великому Князю Павлу Петровичу три экземпляра Государственного Гербовника, которого по смерти Талызина не отыскано и Герольдия не имеет. 

Господствующий в эпоху Императора Павла дух рыцар­ства, конечно, должен был еще более оживить дело создания русских гербов. Романтик в душе, Павел I обожал торжественные парады гвардии, блестящие церемонии Двора, кавалерские праздники Мальтийского ордена - всю ту об­становочную сторону жизни, которая властными его повелениями преображалась в новые формы почти со сказочной быстротой. Таким благодарным материалом для твор­ческой фантазии Царственного Рыцаря была наша геральдика. «Не находя Гербовника прежде сего составленного достаточным», указом от 20 января 1797 года Император повелел составить в Герольдии общий дворянских родов Гербовник, под наблюдением Генерал Прокурора князя Алексея Борисовича Куракина. Ближайшее руководство возложено было на известного разнообразием своих знаний  «одного из самых образованных людей тогдашнего мира» Осипа Петровича Козодавлева, бывшего в то время обер-прокурором 3-го Департамента Сената и назначенного позднее в 1800 году дирек­тором Герольдии. В помощь ему были даны член Герольдмейстерской Конторы Кромин и Матвей Ваганов, бывший сначала секретарем Герольдии, а с 1800 года её вапенрихтером и принимавший до дня смерти самое деятельное участие в составлении первых девяти частей Гербовника. Государь сам живо интересовался этим делом, планом Гербовника, порядком его составления, всеми его де­талями, выбирая даже цвет для его переплета и указывая, как следует писать начальную букву собственного его имени.

Гербовник, распадаясь на три части. В первой: гербы всех фамилий по старшинству родов, начиная с князей и графов, потом баронов и дворян, со времени соединения поместий с вотчинами, не внося только сюда Римских князей и графов и князей татарского происхождения, оставляя их в том классе дворянства, которое по рождению им принадлежит. Во второй гербы дворян, облеченных Высочайшей милостью и в третьей получивших дворянское достоинство по заслуженным чинам и пожалованных уже дипломами. Прочим родам, которые имеют право на получение дипломов, Герольдия обязана была составить верный список.

Рядом Сенатских указов повсеместно предписано было о доставлении самых точных и подробных сведений о дворянах, а последним вменялось в обязанность представлять доказательства о том, что они действительно принадлежат к благородному сословию и вносить в Герольдию свои родословные и употребляе­мые гербы. Гербы эти должны быть изображены красками с подроб­ным их описанием,  эмблем, значения их, а если кто может, то и объяснением  по какому праву и случаю присвоен тот герб. Менее чем через год первая часть «Общего Гербовника» была уже готова и 1 января 1798 г. последовал манифест о её утверждении.

В манифесте также повествовалось, чтобы «впредь без особого Высочайшего соизволения гербы не изменялись, чтобы ничто ни под каким видом из них не исключалось и вновь в оные не было ничего прибавляемо» и, что по выполнении указанных формальностей могут быть выдаваемы на пергаменте точные с тех гербов копии.

За первой вскоре последовали и другие части Гербовника, утвержденные Императором Павлом: вторая — 30 июня 1798 г., третья  — 19 января 1799 г., четвёртая — 7 декабря 1799 г. и пятая — 22 октября 1800 г. Утверждённые Императором Александром I:  шестая — 23 июня 1801 г., седьмая — 4 ок­тября 1803 г., восьмая — 25 января 1807 г. и девятая — 5 августа 1816 г., после которой наступил значительный перерыв в 20 лет.

Не касаясь здесь Гербовника, как источника русской геральдики, следует остановиться подробнее на художественной его стороне.

За время Императоров Павла и Александра I составлено было девять частей «Общего Гербовника дворянских родов Всероссийской Импеpии» и все они имеют одинаковый внешний вид. Каждая часть (размера 40х25 см.) переплетена в темно-малиновый бархат, на наружных сторонах переплета вышиты изображения Государственного Орла, с мальтийским крестом на четвертой и пятой частях; внутренние листы начинаются с фронтисписа, состоящего из рамки, в которой по голубому полю извивается белый меандр; на этом листе делается помета рукой Его Величества об утверждения части Гербовника; далее следуют гербы, от 150 до 180 в каждой книге, рисованные на пергаментных листах, переложенных зеленой таф­той, под гербом его описание и краткие исторические сведения о роде, написанные четким курсивом с различными на каждом листе заглавными буквами. 

Чтобы дать большее представление о Гербовнике, мы должны будем коснуться типов гербов, вошедших в него. Как известно, главной частью герба является щит, в котором содержатся эмблемы, присвоенные дворян­скому роду. В чисто композиционном отношении все гербовые щиты могут быть разделены, по своему содержанию на три вида.

К первому виду относятся гербы, составленные Герольдией на основаниях, принятых ей для княжеских и дворянских родов, происшедших от Рюрика. В их герб помещены эмблемы, упо­треблявшиеся представителями этих фамилий и означавшие их родовую собственность, т. е. знамена тех удельных княжеств и го­родов, которыми владели их предки. Таким образом, у потом­ства великого князя литовского Гедимина, прнятого при составлении «Общего Гербовника» за старшую ветвь Рюрикова рода, значится в числе прочих эмблем герб Литвы (так называемый «Pagon Li­tewska»): «в красном поле скачущий на белом конь воин с мечем» - в гербе князей Хованских (Гербовник, ч. 1, стр. 1), князей Голицыных (ч. 1, стр. 2). Потомство великого князя Святослава Ярославича Черниговcкого имеет право на Черниговское знамя: «в золотом поле черный орел в короне, держащий золотой крест», одно — в гербе князей Одоевских (ч. 1, стр. 4), князей Горчаковых (ч. 5, стр. 1) или вместе с Киевским: «в голубом поле ангел, держащий меч» — в гербе князей Борятинских (ч. 1, стр. 5), князей Волконских (ч. 3, стр. 1). Потомство великого князя Ростислава Мстиславича пользуется знаменами: Смоленским «в серебряном поле черная пушка на золотом лафете и на пушке райская птица» — в гербе князей Вяземских (ч. 1, стр. 9), Ярославским «в золо­том поле черный медведь с золотой секирой на плече» — в гербе князей Шаховских (ч. 2, стр. 5), а также Киевским. За потомством великого князя Всеволода Юрьевича Большое-Гнездо признаны гербы: Киевский, Ростовский «в красном поле серебряный олень», Стародубский «в серебряном поле дуб» и другие. Стоит отметить что у старших поколений родовое знамя занимает обычно или всё поле щита, или средний щиток в гербе, а у последующих поколений помещается в одной из его половин, в первой, второй, затем третьей четверти, повторяется накрест и так далее, занимая второстепенные места в щите и уступая первые привходящим новым родовым эмблемам и геральдическим фигурам.

Ко второй группе гербов могут быть отнесены те заимство­ванные гербы «выезжих» родов, которые вошли в Общий Гербовник почти без изменения их прототипов. Такими являются прежде всего польские гербы, перенятые в значительном количестве многими русскими дворянскими фамилиями и отличающиеся «руниче­ской» простотой своих фигур — гербы Вязмитиновых (ч. 6, cmp. 79), Хомутовых (ч. 7, стр. 117), далее гербы русских дворянских родов, получивших дипломы на почетные титулы с гербами от иноземных монархов или пользующихся западно­европейскими геральдическими эмблемами по преданиям своего происхождения —  гербы гр. Матюшкиных (ч. 2, стр. 91), Шереметьевых (ч. 3, стр. 10, а также гербы иностранных дворянских фамилий, перешедших в русское подданство.

Наконец, к третьей и самой многочисленной группе принадлежат гербы, сочиненные Герольдмейстерской Конторой при пожалованиях дипломами на дворянство, а также гербы, изготовленные Герольдией для внесения в Гербовник по грубым рисункам и материалам представленным дворянами на утверждение. Сюда относятся гербы лиц, возведенных в дворянство Высочайшей властью, получивших права на это достоинство по заслугам на различных по­прищах государственного служения, инородцев, приобщившихся к русской культуре, «гласные» гербы, вмещающие фигуры однозвучные с прозвищами и фамилиями, наконец, гербы, просто сфантазированные в стиле эпохи из «емвлем и символов» рыцарского свойства.

Не находя возможным развивать здесь эту группировку подроб­нее, мы остановились на ней для того чтобы хотя по прибли­зительным признакам выделить те гербы, составление которых должно быть приписано русской геральдике.

Мы не касаемся здесь оценки качества этих гербов, но стоит отметить что в то время, как первая из названных групп составляла содержаниe генеалогических выводов и условного размещения уже готовых фигур, а вторая являлась простой копией чужеземных оригиналов, лишь последняя группа допускала свободное проявление художественной инициативы герольдийских живописцев, широко использовавших самые разнообразные символы всех «дворянских добродетелей». И, несмотря на различия этих групп, все они объединены одним стилем, имеют один общий характер, который делает Гербовник во всех частях совершенным, цельно выраженным, художественным произведением. Конечно, этому немало способствует однотипность внешних украшений, выработанных правилами русской геральдики и удивительное «благородство» тонов финифтей, единообразно выдержанных на всех листах.

И нужно видеть Гербовник, чтобы оценить его красоту. Величественный по своей лаконичной простоте, пепельный на блистающем золоте орел старших Рюриковичей сменяется сложной геральдической композицией младших представителей древнего рода, которую поддерживают два больших неуклюжих медведя; но за ними следуют иные щитодержатели — нежные рыцари, верные «Богу и Государю», охраняя жалованный знак» Монаршего бла­говоления, а далеe, очень гармоничный но тонам и рисунку, герб графов Ефимовских. Не менее любопытен своеобразный, вероятно польский, герб «Кетлич», но изукрашенный воинами из Золотой Орды, наметом, взвившимся, как буйвол в щите, и русской барон­ской короной. Вот герб самого составителя Гербовника с ржащими лошадьми, указывающими на происхождение рода его из Меклен­бурга, ульем и пчелами, легким комплиментом своему трудолюбию, и чисто живописной корзинкой цветов с короной над ней, и большие буквы на этом листе все из цвтов; а вот ещё трога­тельный герб: в зеленом поле белая колонна и на ней два пылающих коронованных сердца, с боков: единорог и лев, за щитoм развивается мягко намет. Рисунок этого последнего намета обычен в Гербовнике у всех дворянских гербов без щитодержателей и он разнится от намета, принятого в Екатерининское время. И таких, красиво написанных, гербов много.

По Высочайшему утверждении частей Гербовника, они должны были печататься «для сведения публики». Первые четыре части отпечатаны были в Санкт-Пеетербурге, в вольной типографии, в 1803—1809 годах, с гравированными гербами, повидимому наскоро исполненными, с условной в геральдике для обозначения цветов гравировкой, а потому, конечно, не могущими передать живописную прелесть подлинных гербов.

Не менее интересны в художественном отношении дипломы этого времени. Писаны они были на больших пергаментных листах (размером 45х33 см.) и переплетены в золотой глазет. На первом, титульном листе, в прямой широкой рамке с золотым бордюром расположены круглые щиты гербов, вверху парящий в облаках орел, на груди которого вензелевое имя Императора. Прочие листы с той же рамкой, в которой по голубому полю нарисован белый меандр, а вверху в золотом венке вензель; на одном из листов помещен герб такого же рисунка, как и вносимый в Гербовник.

Но от времени царствования Императора Павла сохранился еще один замечательный памятник геральдического искусства — Манифест о «Полном гербе Bcepoccийской Империи».

Переплетенный так же, как и Гербовннк, в малиновый бархат, написан он на двадцати пергаментных листах (размером 58,5х41 см.), рисованных только с одной стороны и переложенных чистыми пергаментными листами. На отдельном листе приложена «Експликация Аллегорий» изображенных в Манифесте. На первом листе между двумя колоннами, с которых свешивается государственная мантия, «представленное подножие из лазуревого камня, покрытое пурпуровым покрывалом, на коем покоятся Регалии Всероссийской Империи (и Мальтийского ордена) означает учреждение или основание сего Великого Российского Императорского герба», вверху черный одноглавый орел с русским государственным и мальтийским знаменами в лапах. На следующем, титульном, листе, на рамке из двух ионических колонн и соединяющем их фриз расположены титульные гербы, вверху Poccийский двуглавый орел; внизу «фигуры, изображенные сидящими на подножиях начертывают для настоящих н будущих времен сию столь важную эпоху». На третьем листе, где излагается текст Манифеста, аллегopия: «древний дубовый пень, около коего рассеяны пальмовые листья, на одной стороне оного виден старый порядок гербов и прежнее положение оных, на другой же учреждение новых гербов, полный Гербовннк и Родословии. Из онаго древнего почти изсохшего пня произрастает новая цветущая отрасль, коея листья объемлют зо­лотую медаль, на коей изображен Феникс, ибо как благотворные лучи солнца возрождают Феникса и дают ему прежнюю его красу, точно так Высочайшее милосердие и могущество Всеавгустейшего Императора и мудрыми милостивыми установлениями оживляет и паки восстановляет все древние дворянские отрасли. Фигуры, изображен­ные сидящими на подножиях в нишах, первая означает Иcторию, а вторая Щедрость». Ещё более художествен четвертый лист: «два ангела держат в облаках две медали: на первой находится грудный портрет Всеавгустйшего Монарха, яко творителя мудрых законов и учредителя столь полезных для Государства заведений, на второй же медали изображен портрет бессмертного Великого Импе­ратора Петра I, яко первого Созидателя Российской Империи, приняв­шего притом первый на себя титул Императора Всея России. Сего ради ангелы славы увенчивают оба сии Высочайшие изображения лав­ровым и дубовым венцами. Под сими медалями видна книга законов, на коей покоится Скипетр, Меч и Весы Правосудия, яко аттрибуты, возвещающие блеск и могущество Государства», и тут же внизу между двух пылающих жертвенников: «последняя аллегория есть кубический камень, знаменующий твердость и непоколеби­мость, на коем изображена сидящая фигура, у коей на челе Солнце представляет мудрость, правою рукою открывает она пурпурного цвета бархатное покрывало, где видны аттрибуты дипломатии: большая Государственная печать, акты, дипломы и прочее, Императорский Скипетр и Меч, равномерно перо, яко аттрибуты Политики. Сюда принадлежит также и неусыпное бдение, в виде жу­равля представленное, сопровождающее фигуру, Мудрость означающую». На пятом листе, во всю его величину, изображен на государствен­ной мантии под балдахином с Императорской короной новый Государственный герб, щит которого покоится на мальтийском кресте, вмещает 43 составляющих его части и поддерживается с боков Архангелами Михаилом с огненным мечем и Гавриилом с лилией в руках. На следующих листах идут изображения от­дельных титульных гербов царств, княжеств и земель Poccийской Империи, с подробным описанием Государственного герба и составных его частей, заключенным в красивую ампирную рамку, состоящую из серебряного меандра по голубому полю и золотых розасов в красных квадратах на нем. На девятнадцатом листе изображена Государственная печать, окруженная цепью ордена Св. Андрея Первозванного и на последнем листе — описание ордена.

И этот величественный пo красоте акт, не имеющий ничего себе равного в этой области, оставался до конца 19 века неизвестным, так как этот Манифест, хоть и был подписан Императором Павлом 16 декабря 1800 г., однако никогда распубликован не был.

И опять, естественно, возникает вопрос об авторах этих художественных произведений. Прежде всего мы встречаем уже знакомых нам при Екатерине И. Шаврина и А. Шерстнева, к которым для рисования и письма при составлении Гербовника присоединены были в 1797 году Аггей Алексеев, Сергей Попов, Иван Шерстнев и ака­демист Филипп Яковлев, в 1798 году — поручик Гастано-Бациготи, а в 1799 году места умершего Шаврина и назначенного воль­ским городничим Попова заняли Яков Швиль и окончивший в 1797 году Академию Художеств Александр Матвеев, наконец в 1801 году принят в Герольдию и «употреблен для рисовального искусства» находившийся ранее в Синоде при иконописи Логин Шустов, а несколько позднее — живописец Озеров.

Работа лиц, принявших участие в составлении Гербовника, награждена была щедро, хотя и неравномерно. Козодавлеву пожаловано было 5.000 десятин казенной земли, чиновникам Герольдии даны следующие чины, но о живописцах не упомянуто ни словом. Между тем материальное благополучие последних было до­вольно плачевно. В архивных делах Герольдии попадались неопла­ченные художниками счета мелочных лавок, представленные для взысканий с получаемого ими жалования.

Появление десятой части «Общего Гербовника относится уже к царствованию Николая I, утвердившего её 3 января 1836 г. И хотя общий тип этой части прежний, но уже при беглом взгляде на нее сразу замечается отпечаток новой эпохи. Придан оттенок парадной роскоши, бархатный переплет обшит по краям золотым шнуром, на гербах след «муштровки», а игривый рисунок разукрашенных цветами заглавных букв сменился жирным шрифтом печатного образца. Характерны гербы князя Варшавского, графа Паскевича-Эриванского, графа Поццо де Борго (Гербовник, ч. 9, стр. 3 и 10) и др. Трудно указать причины наступившего упадка, но, во всяком случае, одной из главных следует считать смену прежних художников новыми, принесшими с собой и новые вкусы.

Дипломы, подносимые к Высочайшему подписанию, имеют при­знаки некоторой грубоватости в рисунке, а между тем Император Николей Павлович сам обращал на это постоянное внимание. Найденный при разборе Сенатского Архива, в числе секретных дел 1741 года, диплом, заготовленный на графское достоинство Генерал-Фельдмершала Миниха. Император приказывает «хранить особенно в самой Герольдии Правительствующего Сената, как образец изящной отделки сего роде актов» и указывает, «чтобы ди­пломы были изготовляемы с большим тщанием и искусством». Диплом был показан живописцам Герольдии, а имена их остались записанными на обещании «употребить все старание к тщательней­шей отделке»: А. Фомин, О. Васильев и И. Степанов.

Делаются попытки изменить формы дипломов. После забракования новых форм 1839 г. в которых кру­глые щиты титульных гербов заменены щитами в стиле начала 20го века, и проектов финляндского художника Гаденгиельма (рисовавшего финляндские гербы), Герольдия обратилась в Академио Художеств с просьбой рекомендовать художников для изменения рисунков дипло­мов на почетные достоинства князей и графов. Академия отве­чала, что не имеет в своем распоряжении подходящих художников но советовала обратиться для частного соглашения к про­фессору А. П. Брюллову или академику Солнцеву. Последнему и была по­ручена переделка дипломов. Однако его проекты (кстати ска­зать, очень бесвкусные) не получили практического применения, так как в то же самое время, в 1840 году, Государь, бывший в Вар­шаве, утвердил образцы форм для дипломов на почетные достоин­ства, изготовленные в «готическом стиле» бывшей Герольдией Царства Польского, и принятые в Де­партаменте Герольдии до конца его существования. Но все эти меры, даже конкурс художников, установленный для поступления в Герольдию, по которому вошли художники: Баземан и Альтдорф, не спасают положения и изготовление следующей, 11 части Гербовника было отложено на долгое время.

Что касается печатного издания Гербовника, то гравировка гербов с 5 по 10 его часть была выполнена в 1836— 1840 годах известными в то время граверами: академиком А. Г. Ухтомским и И. П. Фридриц, из которых первый гравировал нечетные, а второй четные части Гербовника. Отпечатан он был в 600 экземпля­рах.

Лишь тридцать лет спустя приступили к составлению 11 части. Труд по её составлению принадлежит особому, учреж­денному в 1857 г. при Департаменте Герольдии Гербовому отделению, с бароном Кене во главе, но о влиянии его на художественную дея­тельность последующего времени не приходится уже говорить, так как её описание выходит за пределы этой статьи.

Однако для характеристики следующих частей Гербовника не­обходимо дополнить, что общий их вид совершенно изменился.

Начиная с 11 части, Гербовник гораздо большего формата, ма­линовый бархат переплета заменился золотым глазетом с но­вым Государственным орлом наверху, гербы с 15 части рисуются не на нежно-бархатистом пергаменте, а на обыкновенной бристоли, листы перекладываются не зеленой тафтой, а белым муаре, а позд­нее просто вощеной бумагой, краски стали совсем иные, благород­ные металлы уже не накладываются лепестками, а буквы осыпали свои цветы. Гербовник не печатался более для «публичного сведения», хотя традиции сословной старины сохранялись вплоть до конца работы Герольдии, который наступил в 1917 году.